Мой друг был увлеченным музыкантом, причем не только превосходным исполнителем, но и несомненно талантливым сочинителем. Весь концерт он просидел со счастливым лицом, водя в воздухе длинными тонкими пальцами в такт музыке, и, глядя на эту улыбку, на полузакрытые затуманенные глаза, не верилось, что это тот самый Шерлок Холмс, безжалостный, холодный и расчетливый сыщик, которого как огня боится весь преступный мир Лондона. В этом удивительном человеке уживалось два совершенно разных характера, и его всепоглощающая страсть к точности и прозорливость, как мне часто казалось, были своего рода ответной реакцией на то вдохновенное и созерцательное состояние, которое порой охватывало его. Подобная двойственность часто бросала его из одной крайности в другую. Он мог целыми днями сидеть в своем любимом кресле, играя на скрипке или изучая старинные книги, но потом непременно наступал миг, когда моего друга охватывало жгучее желание действовать, и тогда его исключительный дар делать общие выводы на основании частностей достигал таких высот, что люди, мало знакомые с его методами, начинали смотреть на него как на существо, наделенное сверхъестественным разумом. Когда в тот день я, сидя в зале Сент-Джеймс-Холла, наблюдал за этим поглощенным музыкой человеком, я чувствовал, что тех, за кем он охотится, ждут великие беды.

– Вам уже наверняка хочется поскорее домой, доктор, – заметил он, когда мы вышли из концертного зала.

– Если честно, то да.

– А у меня еще одно дело на несколько часов. Это происшествие с нашим рыжим клиентом меня очень беспокоит.

– Почему же?

– Готовится крупное преступление. У меня есть все основания надеяться, что мы успеем предотвратить его, но то, что сегодня суббота, сильно усложняет дело. Сегодня вечером мне понадобится ваша помощь.

– В котором часу?

– Думаю, часов в десять, не раньше.

– В десять я буду на Бейкер-стрит.

– Прекрасно. Да, и еще одно. Захватите свой армейский револьвер, дело может оказаться опасным. – Он помахал рукой, повернулся и растворился в толпе.

Я не считаю себя глупее окружающих, но, когда я имею дело с Холмсом, меня постоянно преследует ощущение собственной тупости. Казалось бы, я видел и слышал все то же, что видел и слышал он, однако очевидно, что он не только ясно представлял себе, что произошло, но и то, что должно произойти. Мне же все это дело по-прежнему представлялось неразрешимой загадкой.

По дороге домой в Кенсингтон я еще раз припомнил все известные мне обстоятельства этого дела, начиная с поразительного рассказа рыжего переписчика «Британской энциклопедии» и заканчивая нашим визитом на Сакс-Кобург-сквер и зловещими словами, сказанными на прощание Холмсом. Что за ночная экспедиция нас ожидает и почему мне нужно прийти с оружием? Куда нам предстоит отправиться и что мы будем делать? Холмс намекнул, что этот безусый помощник ростовщика не так прост, как кажется, и способен на крупное преступление. Я долго пытался понять, какова его роль в этом деле, но у меня ничего не вышло, и я решил больше не думать об этом, а ждать ночи, которая даст ответы на все вопросы.

В четверть десятого я вышел из дому и через парк и Оксфорд-стрит попал на Бейкер-стрит. У входа стояли два хэнсома [24] . Зайдя в прихожую, я услышал наверху голоса. Холмс в своей комнате беседовал с двумя мужчинами. Одного из них я узнал – это был Питер Джонс, следователь из полиции, второй был высоким худым джентльменом с печальным лицом в сверкающем цилиндре и вызывающе безукоризненном фраке.

– Ну, вот мы и в сборе, – сказал Холмс, застегивая теплую матросскую куртку, и снял висевший на стене тяжелый охотничий хлыст. – Ватсон, с мистером Джонсом из Скотленд-Ярда, вы, кажется, знакомы? Позвольте представить вам мистера Мерриуэзера, в сегодняшнем ночном приключении он составит нам компанию.

– Снова охотимся вместе, доктор, – с обычным многозначительным видом сказал Джонс. – Наш друг – отличный егерь. Все, что ему нужно, это старая гончая, чтобы преследовать дичь.

– Надеюсь, мы собрались не для того, чтобы поохотиться на гусей, – мрачно промолвил мистер Мерриуэзер.

– Сэр, вы можете всецело положиться на мистера Холмса, – важно сказал полицейский. – Методы его, не в обиду будет сказано, несколько умозрительны и оторваны от реальности, но у него есть все задатки хорошего сыщика. Не побоюсь сказать, что пару раз, как, например в том деле об убийстве Шолто и сокровищах Агры, он оказался проворнее даже официальных властей.

– Ну, если вы, мистер Джонс, так считаете, то все в порядке, – с уважением произнес незнакомец. – Однако, признаюсь, мне очень не хватает сегодня карт. Впервые за двадцать семь лет я проведу субботний вечер не за карточным столом.

– Не думаю, что вам когда-нибудь приходилось участвовать в игре с такими большими ставками, как сегодня, – сказал Холмс. – Могу вас уверить, что и сама игра будет намного более захватывающей. Для вас, мистер Мерриуэзер, на кону тридцать тысяч фунтов, а для вас, Джонс, – человек, за которым вы давно охотитесь.

– Джон Клей, убийца, вор, фальшивомонетчик и аферист. Он молод, мистер Мерриуэзер, но уже в совершенстве постиг все премудрости своей профессии. Ни одного другого лондонского преступника мне так не хочется упрятать за решетку, как этого мерзавца. Этот Джон Клей – необычная личность. Его дед был герцогом, состоял в родстве с королевской семьей, сам он учился в Итоне и Оксфорде. Мозг у него работает так же быстро, как и пальцы. На каждом шагу мы натыкаемся на его следы, но где искать его самого, мы не знаем. Сегодня он совершает кражу со взломом в Шотландии, а на следующей неделе уже собирает деньги на строительство детского приюта в Корнуэлле. Я несколько лет иду по его следу, но до сих пор ни разу его не видел.

– Надеюсь, сегодня ночью я буду иметь удовольствие вас познакомить. Я тоже пару раз сталкивался с мистером Джоном Клеем, и я с вами совершенно согласен: он действительно один из самых опасных преступников в Лондоне. Однако уже начало одиннадцатого, нам пора выходить. Вы садитесь в первый хэнсом, а мы с Ватсоном поедем во втором.

Все время поездки Шерлок Холмс был молчалив. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, и тихонько напевал мелодии, услышанные сегодня днем. Мы долго блуждали по бесконечному лабиринту освещенных газовыми фонарями улочек, пока наконец не выехали на Фаррингтон-стрит.

– Мы уже почти у цели, – заговорил мой друг. – Сей господин, Мерриуэзер, – директор банка, он лично заинтересован в этом деле. А Джонс, конечно, в своем деле полный тупица, но неплохой парень, и я решил, что сегодня он может нам пригодиться. У него есть одно хорошее качество: абсолютное бесстрашие и бульдожья хватка. Если уж вцепится в кого-нибудь, ни за что не отпустит… Приехали. Они нас уже ждут.

Мы остановились на той самой оживленной улице, на которой уже побывали сегодня утром. Кебы отпустили. Мистер Мерриуэзер провел нас через какой-то коридор и вывел к боковой двери. За дверью оказался еще один небольшой коридор, заканчивающийся тяжелой железной дверью. Наш проводник открыл ее, и мы двинулись дальше по каменной винтовой лестнице вниз, пока не уперлись в очередную массивную дверь. Здесь мистер Мерриуэзер ненадолго остановился, чтобы зажечь фонарь, потом повел нас по темному, пахнущему землей проходу, в конце которого открыл еще одну дверь, и мы вошли в огромный зал или подвал, до потолка забитый какими-то ящиками и большими коробками.

– Да, сверху к вам не пробиться, – заметил Холмс и, подняв над головой фонарь, стал осматриваться вокруг.

– Снизу тоже. – Мистер Мерриуэзер постучал тростью в каменные плиты, которыми был вымощен пол. – Боже, что это? – удивленно воскликнул он. – Звук такой, словно там пустота.

– Прошу вас, как можно меньше шума! – строго посмотрел на него Холмс. – Вы только что поставили под удар успех всего дела. – Могу я попросить вас сесть на одну из этих коробок и ни во что не вмешиваться?